15 лет трагедии Беслана. Как офицеры «Альфы» первыми пошли на штурм и оказались в аду

В эти дни исполняется 15 лет трагическим событиям в Беслане. 32 террориста три дня удерживали в школе 1128 заложников. 3 сентября 2004 года бойцы «Альфы», «Вымпела» и других подразделений пошли на штурм школы Беслана. По официальной версии, прорыв начался после того, как в здании с 1128 заложниками кто-то из террористов привел в действие взрывное устройство, от чего частично обрушилась крыша, начались пожар и паника. Одну из штурмовых групп в школу вел полковник «Альфы» Виталий Демидкин. «Лента.ру» записала его рассказ о тех событиях.

Виталий Николаевич Демидкин родился в подмосковном поселке Шик неподалеку от Коломны, а вырос в Котельниках. После окончания восьми классов школы поступил в Люберецкое медучилище. Окончил его в 1975 году и семь месяцев проработал фельдшером на станции скорой помощи. После неудачной попытки поступить в Ленинградскую военно-медицинскую академию его призвали в армию.

Он служил в 57-й спортроте, исполнял обязанности врача в армейской хоккейной команде. После армии возвращаться в скорую не стал — платили мало. Пытался поступить в Высшую школу милиции, но не получилось. Пошел служить прапорщиком в 7-е управление КГБ — его туда рекомендовал сосед.

На курсах его готовили к работе во время Олимпиады-80, и уже там он узнал о секретной группе «А». В ней тогда находилось всего около 30-40 человек. В 1980 году Демидкину удалось попасть туда.

Он рассказывает о событиях в Беслане, но постоянно делает отступления, возвращается к другим боям и операциям, которые прошел за время службы, вспоминает свои сны и говорит о боге. Возможно там, в прошлом и потустороннем, он пытается найти какие-то подсказки, которые помогут ему самому понять, почему в те дни погибли 186 детей и 148 взрослых.

«На секунду показалось, что мы здание освободим»

Я был в первой тройке. Думал, остановлюсь возле стены и буду смотреть, как другие проникают в здание, чтобы потом их к наградам представить, как положено.

Но окно оказалось достаточно высоко. Одному пришлось выполнять роль лестницы. Второй — как раз мой заместитель, получивший звание Героя России за «Норд-Ост», — запрыгнул внутрь, ну и я не мог же его там одного оставить, внутри. Запрыгнул тоже и остался посередине коридора. Герой мой к стене прижался. Вторая тройка запрыгнула и к другой стене прижалась, ну и так далее. Мы начали продвижение вперед.

lenta.ru

На секунду показалось даже, что мы сейчас небольшой группой здание освободим, так как, видимо, террористы уже раненые все и не могут как следует сопротивляться.

Вдруг вижу — передо мной белое облако, а через него пробивается один огонечек красный побольше и два или три огонька поменьше. Падаю назад и короткими очередями, по два-три патрона, отвечаю. Огоньки погасли. Кричу: «Разбегаемся по классам!» И мы рассредоточились, прихватив из коридора женщину с ребенком.

Смотрю — вносят солдатика раненого в нежно зеленого цвета «горке». Спрашиваю: «Откуда здесь солдат?» Не отвечают. Переспрашиваю погромче. Мне отвечают: «Это не солдат, а майор Катасонов». Оказалось, в тот момент, когда он влезал в оконный проем и поднял руку, влетела пуля 7,62 миллиметра.

Еще одного вносят раненого. Втаскивают моего зама — у него нога в осколках. Спрашиваю: «Что произошло?» Отвечает: «Начали продвигаться, и упала граната Ф-1. Одна, а затем еще одна. Без спусковой скобы и кольца». Я спрашиваю: «А чего ты не кричал?» «Я орал „граната, граната“ и начал уходить за угол, в сторону раздевалок». Ногу не успел он только убрать, и в ней потом насчитали 27 осколков.

А я-то стоял прямо в полный рост в том же коридоре, в нескольких метрах оттуда. Как остался цел? Потом, когда вернулся в Москву, спрашивал, как такое возможно? Две гранаты Ф-1 разорвались в нескольких метрах. От каждой осколки разлетаются на сотни метров. Одна мудрая женщина предположила, что это святой меня и моих коллег собой заслонил. Вот, хотите верьте, а хотите нет.

lenta.ru

«Думал, нас не пошлют. Думал, штурма не будет. Я дважды ошибся»

Когда 1 сентября вызвали по тревоге, я думал, что наше подразделение точно не пошлют.

За две недели до Беслана мы вернулись из очередной командировки. Полтора месяца мы провели в Чечне. Командировка выдалась тяжелой. У меня там погиб сотрудник, Сергей Цаплин. Он охранял представителя президента России [Сергея] Абрамова. На него было покушение, и все досталось Сергею. Двое были ранены, когда мы в Кизляре банду уничтожали, возле больницы. Там трое чеченцев сняли квартиру на первом этаже, окна которой выходили прямо на это медучреждение. Что-то серьезное планировалось. Еще несколько человек получили контузии, просто их не регистрировали официально.

Но выбор пал на нас. Мне хотелось встать и сказать, что даже во время Великой Отечественной войны подразделения, которые выходили из боев, проходили должным образом реабилитацию и доукомплектование, но мне как будто кто-то руки на плечи положил и сказал: «Сиди, ты там должен быть».

Тогда я решил встать и сказать, что лично готов ехать куда угодно, но мои сотрудники нуждаются в отдыхе. Опять — те же ощущения на плечах: «Сиди, ты там должен быть».

А дальше я дважды ошибся в ожиданиях, когда думал, что нас в самое пекло не пошлют, и когда думал, что штурма точно не будет.

«Если «Альфа» пойдет — мы будем стрелять им в спину»

На месте подразделению, которым я руководил, и фактически переданному мне аналогичному подразделению управления «В» была поставлена задача ворваться в спортивный зал, уничтожить двух террористов, охранявших взрывные устройства, закрепленные на баскетбольных щитах, разминировать их. И потом уже бы начался общий штурм.

Это, конечно, фантастика! На этом задании большая часть из нас должна была погибнуть. И окружающие это понимали, как и то, что я не буду отсиживаться за спинами подчиненных, а пойду одним из первых, поэтому коллеги ко мне подходили и спрашивали: «Как дела? Как дома? Как сыновья?»

Потом понял, что это так со мной прощались. Ребята тоже, наверное, все понимали, но в таких случаях мне, как командиру, нельзя было показывать какое-то сомнение, нерешительность.

Shutterstock / REX

Решили с «Вымпелом», кто будет проникать, а кто будет обеспечивать проход. Вернее, я спросил у их руководителя, что он сам выбирает. Тот сначала сказал: «Идти внутрь». А потом передумал и определил, что они будут обеспечивать проход.

Я помню, местные жители говорили: «Если „Альфа“ пойдет на штурм, мы будем стрелять им в спину, так что давайте договаривайтесь». Обстановка была напряженная, но мы сами и не думали, что будет штурм.

3 сентября находились под Владикавказом на армейском стрельбище и отрабатывали слаженность, когда дали команду срочно вернуться в Беслан. Уже в пути узнали, что произошел подрыв одного из взрывных устройств, находившихся в зале. Потом произошел еще один подрыв.

Приехали, быстро экипировались, надели каски, защиту, набрали побольше боеприпасов и пошли. Жалею, что не хватило ума взять с собой воды. Уже в школе, помню, выхватили из коридора девочку лет, наверное, десяти или двенадцати и женщину, по-моему, учительницу. «Ребята, есть у вас попить?» Водички просили простой, а нам им дать было нечего.

В школе мы провели несколько часов, зачистив все классы от центрального входа до вестибюля столовой. Нам помогало соседнее подразделение во главе с полковником Юрием Торшиным. Свои задачи мы выполнили с лихвой. После нас, когда всех заложников вывели, там еще другие подразделения отрабатывали сектора, осматривали помещения, в которых могли прятаться террористы, которые впоследствии были уничтожены.

«В Беслане инициатива была не на нашей стороне»

Среди спецназовцев в Беслане потери тоже были колоссальные. Десять наших ребят погибли: Андрей Туркин, Петр Разумовский, Олег Ильин, Роман Катасонов, Денис Пудовкин, Михаил Кузнецов, Олег Лоськов, Александр Перов, Вячеслав Маляров, Андрей Велько. Еще несколько сотрудников МЧС.

Ребята жертвовали собой, ложились на гранаты, прикрывали своим телом женщин и детей. Они действовали так же, как их отцы-командиры. Помню, перед штурмом самолета в Тбилиси руководивший моей группой Владимир Николаевич Зайцев получил в штабе информацию, что у террористов есть взрывное устройство и автоматическое оружие. Он тогда решил идти первым, а мне и Володе Серегину сказал: «Если я упаду, то возиться со мной не нужно, бегите вперед прямо по моему телу».

В Афганистане тоже самым сложным были зачистки. Из любого закоулка мог раздаться выстрел или произойти подрыв. Каждый дом нужно аккуратно прочесать, чтобы не нарваться на растяжку или мину под половицей.

Однако в Чечне на зачистках было еще сложнее. Там зашел в дом, а человек с детонатором на радиоуправлении в паре сотен метров за тобой наблюдает. Ему стоит только на кнопочку нажать, и ты уже попадаешь в небесную гвардию.

В бесланскую школу террористы принесли все эти обкатанные в Чечне смертельные ловушки: «хоттабки» и прочее. Вероятно, рассчитывали и на то, что, как и в Чечне, между силовиками из разных ведомств и местным осетинским ополчением не будет слаженности.

APTN / AP

А опасность этих проблем действительно была очень велика. В Беслане была определенная неразбериха, которая породила затем массу слухов и домыслов.

Подрывы, произошедшие в спортзале, нарушили наши планы, однако задача моего подразделения оставалась прежней. Надо было уничтожать террористов, поэтому мы шли вперед в первом эшелоне, а местные жители, вооруженные автоматами, ружьями, обрезами и пистолетами, шли за нами по пятам и забирали, выносили детей. Может быть, каким-то штурмовым группам эти ополченцы своей чрезмерной активностью и мешали, но вот конкретно нам они не препятствовали и перед нами никуда не лезли.

Большой подвиг там совершили ребята из «Вымпела», которые практически своими телами открыли нам — «альфовцам» — дорогу к зданию. Они приняли удар на себя и отогнали террористов от окон, позволив нам без потерь подбежать к самой школе.

Встречается такое мнение, что спецназовцы — это неуязвимые супергерои. Беда, когда такое ощущение появляется у тех, кто командует на месте боев. Нет, наша сила в чрезвычайно тщательной подготовке к каждой операции и исходящей от нас инициативе. Использовали светозвуковые гранаты, которые отключают человека на несколько секунд. Этого времени обычно хватало на то, чтобы сблизиться с террористом и его обезвредить.

В Беслане инициатива была не на нашей стороне, а сами боевики очень хорошо подготовлены. В коридоре, откуда мы проникали в школу, они оборудовали настоящую огневую точку: вскрыли пол, обложились мешками с песком, установили пулемет. Чтобы ее уничтожить, пришлось задействовать гранатомет.

Еще подобные операции осложняются тем, что террористы могут маскироваться под заложников.

Scott Peterson / Getty Images

Со времени бесланской трагедии прошло 15 лет. Все эти годы мы заботимся о семьях погибших сотрудников. Каждый отдел, ассоциация ветеранов выплачивают некое содержание. Помогаем детям героев получить высшее образование, устроиться на работу. У многих погибших в Беслане бойцов остались дочери. Они выросли и сами надели форму, пошли служить по стопам отцов в разные силовые структуры.

Мои двое сыновей тоже служат. У каждого из них теперь по дочери и я, стало быть, дважды дедушка. Работаю в охранной структуре.

Я знаю, как тяжело пришлось жителям Беслана. Не только потерявшим своих родственников, но и тем, кто выжил: взрослым и детям, получившим травму на всю жизнь.

Десятилетняя девочка по имени Фатима была ранена в голову. Выжила. Сейчас она, как я знаю, уехала в Германию на очередную операцию. Девушке 25 лет, и она борется за возвращение к нормальной жизни.

Беслан и мою нервную систему настолько поразил, что до сих пор, если вижу какие-то отрывки видео с детьми, то слезы на глаза наворачиваются. Ездил несколько недель назад туда, и опять же — слезы текли рекой.

Хотя, вроде, я уже многое повидал. Боевое крещение было в Тбилиси, где захватили первый из трех по счету самолетов, которые мне довелось освобождать. Адреналин лился рекой. После этой операции у меня две недели все кружилось в голове. Второй самолет был через несколько лет в Баку. Отходил после его освобождения я примерно неделю. Третий самолет был в 1991 году в Москве. Там я уже через два часа был готов снова штурмовать что-нибудь или решать другие боевые задачи.

Однако в Беслане, даже 15 лет спустя, было сложно сохранить спокойствие. Когда ты знаешь, когда ты видел, что там люди целыми семьями погибали. Многих мужчин террористы на второй день расстреливали, чтобы они не оказывали сопротивления в случае чего, а 186 — одних детей только! Школьники и совсем еще малыши, которых родители на руках принесли на праздничную линейку, чтобы старшего братика или сестренку в школу проводить.

Одной из школьниц до захвата приснился умерший дедушка, который жаловался, что ему холодно в гробу. Ее брат и сестра легли рядом с ним, чтобы согреть… Девочка пыталась этот сон рассказать родителям, но ей все говорили: «Потом, потом. Сейчас некогда». А потом эти братик и сестра погибли.

Мне тоже снились сны, в которых я встречал погибших сослуживцев. В одном из них был мой бывший командир Анатолий Савельев, который погиб у шведского посольства, где мужественно обменял себя на захваченного террористом иностранного дипломата. Обнялись, поздоровались во сне, а потом Савельев мне говорит: «Виталик, пойдем со мной». А я ведь понимаю, что его в живых нет и куда он меня зовет. Попросил отсрочки, пока не помогу сыновьям на ноги встать. Савельев ответил: «Как хочешь». Потом подошел к троим парням, что-то сказал им, одного из них обнял и пошел в сторону. Я тогда не узнал парня со спины. Он был высокий, стройный, волосы немножко вьются. А потом понял, что это был Андрей Туркин. В Беслане он накрыл собой гранату и стал Героем России посмертно.

Scott Peterson / Getty Images